День луны - Страница 84

К оглавлению

84

Сизов лежал с закрытыми глазами. Кто же этот неизвестный, который все организовал и придумал и без которого они ни за что не взлетят? Узнать бы имя этого человека.

Борт самолета «ДС-10» испанской авиакомпании «Иберия»
15 часов 40 минут по среднеевропейскому времени. 17 часов 40 минут по московскому времени

Виктор стоял в кабине, глядя на двух пилотов. После смерти штурмана оба замкнулись в себе, не став даже разговаривать друг с другом. Лишь необходимые команды и пояснения.

В один из моментов второй пилот посмотрел на Виктора.

— Курить-то хоть можно? — спросил он. — Вы эти правила отменяете?

На авиалайнерах "Ибериио традиционно не разрешалось курить. Ничего не понявший Виктор молча смотрел на него.

— Он, кажется, не понимает, — изумился второй пилот. — Откуда нашли такого идиота?

— С чего ты решил? — взглянул на стоящего за их спиной Виктора командир авиалайнера.

— Да этот кретин стоит как немой. Эй, парень, может, ты глухонемой?

Виктор по-прежнему стоял молча. Он понимал, что они обращаются к нему, но не знал, что говорить.

— Кажется, он действительно глухонемой, — удивился второй пилот. — Это уже смешно.

Честное слово. Даже обидно. Поставили такого идиота.

— Не перегибай, — посоветовал командир, — может, он и понимает.

— Ничего он не понимает. У меня в кармане лежит второй пистолет, — сказал вдруг второй пилот и сжался в ожидании удара. Виктор по-прежнему стоял, молча глядя на них.

— Ты это серьезно? — спросил командир.

— Конечно, нет, — улыбнулся второй пилот, — просто проверял его реакцию. Он даже не шелохнулся. Он или глухонемой, или не понимает испанского языка. Может, он немец или швед? Посмотрите на его лицо, он определенно не испанец.

— Мне трудно повернуть голову, — ответил капитан, — он сразу все поймет.

— Что вы думаете делать? — спросил его напарник.

— Пока не знаю.

— Вы хотите лететь в Монрови? Там сейчас война.

— Я помню, Хосе, но у нас нет другого выхода. На борту сто пятьдесят пять пассажиров.

Не забывай об этом. Мы с тобой отвечаем и за их жизни тоже.

— Вы хотите, чтобы я прокладывал курс на Либерию?

— Я хочу, чтобы ты все время думал о наших пассажирах, Хосе. Это очень важно.

— Они убили Мануэля.

— Я помню.

— И вы хотите им помогать?

— Я хочу спасти жизни наших пассажиров.

— Но вы им помогаете.

— Абстрактный героизм, Хосе, хуже всего.

Нельзя быть героем за чужой счет.

— Речь идет и о наших жизнях, — повысил голос Хосе.

— Речь идет о людях, — возразил командир корабля, — я отвечаю за их жизни, пока я командир авиалайнера. Значит, берем курс на Монрови.

— Хорошо, — обиделся второй пилот.

— Хосе, — позвал его через минуту командир.

— Да, капитан.

— Когда первый террорист вошел в кабину, он посмотрел на приборы. Я видел его взгляд, Хосе. Он профессиональный летчик. Это сразу чувствуется. Он смотрел на основные приборы.

Высота, скорость, курс. Он знал, куда нужно смотреть. И этот знает. Может, он не знает испанского языка, но, если я начну передавать сообщение, он сразу поймет.

— Я понял, командир.

В кабину вошел Альберта, показавший Виктору, чтобы тот вышел отсюда. Виктор, вздохнув, вышел из кабины. Ему порядком надоел испанский язык, на котором говорили пилоты и в котором он понимал всего несколько слов.

В салоне бизнес-класса его ждал Переда.

Самолеты, совершавшие рейсы в Кению, обычно имели два салона: бизнес-класса и экономкласса. В первом салоне традиционно размещались пассажиры бизнес-класса. Переда сидел на последнем сиденье, положив автомат рядом с собой. Виктор подошел к нему, сел в кресло.

— Наша влюбленная парочка удобно устроилась в другом салоне, — усмехнулся Переда, — я, правда, предупредил, чтобы они следили за пассажирами, а не друг за другом. Ну как там наши пилоты?

— Болтают как заведенные.

— Это нервная реакция, — усмехнулся Переда, — я когда в первый раз увидел убитого, весь день плакал. А потом ничего, пришел в себя. И все было нормально.

— Когда мы будем в Либерии?

— По моим расчетам, часа через полтора.

Пока все идет нормально, Виктор. Главное — вовремя сесть. Через полчаса, когда пересечем границу Гвинеи, нужно будет объяснить Барселоне, куда именно мы летим. Они должны знать, что мы захватили самолет.

— Как у наших там, в Москве? — спросил Виктор.

— Не знаю. Мы договорились звонить только точно по времени. И не разговаривать.

Я звоню каждые два часа и спрашиваю какую-нибудь аптеку или библиотеку. Если мне говорят, что я не туда попал, значит, все в порядке.

Если говорят, что я ошибся, значит, конец. Но пока все идет нормально. Твой сотовый телефон работает здорово. Это гениальное изобретение, такие вот телефоны. Можно говорить из самолета, из Африки, из Антарктиды. Просто гениально. Это уже двадцать первый век, Виктор. Мы сегодня приближаем двадцать первый век.

«Какой-то он слишком восторженный, — неприязненно подумал Виктор. — Может, из-за близости завершения всей операции и радости обладания гигантскими суммами он так волнуется?» И словно в ответ на его мысли Переда вдруг сказал:

— У меня ведь было тяжелое детство, Виктор. Нас вывозили под бомбами самолетов Франко, под взрывы наших домов. Мы все официально стали сиротами уже в десять лет. Государство взяло нас под свою опеку. А когда вместо одной мамы у тебя сто разных мам и все тебя ненавидят, ты поневоле начинаешь ненавидеть весь мир. Вот что я тебе скажу, Виктор.

84