Он поднес бутылку к губам Сизова, и тот жадно стал пить, чувствуя, как в нем пробуждаются новые силы.
— Ну хватит, — сказал Лось, — иначе еще по нужде попросишься, а тебя в таком виде я вести не собираюсь. Под себя делать будешь.
Сизов ничего не сказал. Но после выпитой бутылки почувствовал в себе новые силы. Лось открыл дверь, выпрыгивая на улицу. Ему надоело сидеть в автобусе, и он хотел немного размяться. Сизов достал из кармана рубашки длинный винт. Теперь все зависело от его умения. Двигать правой рукой было очень больно, но он зажал зубы и приблизил правую руку к отверстию для ключа в наручниках. Лось смотрел на проходивших мимо людей. Повсюду спешили сотрудники милиции, слышались нервные крики сотрудников ФСБ. Лось наблюдал за всем с равнодушной миной, не оборачиваясь на свой автобус с затемненными стеклами. Сизов вставил винт и начал его крутить. Лось увидел, как к зданию аэропорта подъехали еще три бронетранспортера с солдатами. Молодые ребята неуверенно прыгали с борта.
— Салаги, — улыбнулся Лось, видя их неуклюжие действия.
Сизов раскрыл наручники. Снял с левой руки. Потер затекшую руку. Тяжело вздохнул.
Неужели и на этот раз ничего не получится?
Сквозь темное стекло он увидел, как к их машине медленно подходят двое людей в штатском. Даже если бы Сизов никогда не работал на режимных предприятиях, он все равно опознал бы в них сотрудников ФСБ. Уж слишком специфично они оглядывали машины, стоявшие на площади, и сидевших в них пассажиров.
Они подходили к их микроавтобусу. Очевидно, их заметил и Лось. Он внезапно повернулся и полез обратно в автобус. Увидев сидевшего Сизова с открытыми глазами, усмехнулся:
— Немного потерпи. — Вдруг он подумал, что Сизов может закричать, и, перегнувшись через переднее сиденье, включил радио. Передавали какую-то популярную джазовую мелодию. Лось сделал громче и закрыл дверь. Теперь даже в случае крика Сизова из их машины будет слышна только музыка. И он обернулся к своему пленнику.
Всю свою ненависть, всю злость, всю боль, всю силу, накопившуюся у него за этот день, вложил в этот удар Геннадий Сизов. Лось отлетел к двери, выпадая на тротуар. У него была разбита челюсть. У машины уже стояли сотрудники ФСБ.
— Передайте нашим, — прошептал Сизов, — я майор Сизов. Мне нужно срочно встретиться с кем-нибудь из начальства.
Абуладзе медленно поднимался по ступенькам. Он сделал все, что мог. Но они не стали его слушать. Может, эти министры и генералы действительно правы? Нельзя разрешить террористам вылететь с территории страны, имея на борту такое количество денег и капсулы ЗНХ. Может, они и правы… Но на душе было неспокойно.
— Когда будет готов экипаж? — спросил его Аркадий Александрович, едва Абуладзе поднялся в депутатскую.
— Через десять-пятнадцать минут. Они спрашивали, куда вы собираетесь лететь?
— Это неважно. Экипажу мы сообщим курс в самолете. Пусть поскорее подходят к этому балкону.
— Хорошо, — Абуладзе пошел к дивану, где сидел Седой, и намеренно сел рядом с ним.
— Карина, — попросил Седой, — там, кажется, открыт буфет. Принеси нам воды.
Молодая женщина встала и пошла в буфет.
Уходившая из буфета сотрудница МУРа по просьбе полковника закрыла только внутреннюю дверь, оставив открытой внешнюю. Абуладзе провожал взглядом красивую фигуру Карины, когда Седой вдруг спросил:
— Они хотят пойти на штурм?
— С чего ты взял?
— У Эдика есть рация. А переговоры стали значительно реже. Когда такое происходит, значит, идет подготовка к штурму. Я ведь еще кое-что помню.
Абуладзе промолчал. Врать не хотелось.
— Позвоните и скажите, чтобы они отменили штурм, — равнодушным голосом попросил Седой, — у них все равно ничего не получится. Неужели вы еще не поняли, что здесь все просчитано?
— Давно понял, — ответил Абуладзе, — но меня никто не будет слушать.
— Погибнет много людей, — так же спокойно продолжал Седой, — и все равно ничего не добьетесь. А как только штурмовая группа будет готова, ее уничтожат.
Абуладзе посмотрел на Седого.
— Ты изменился, — сказал он.
— Вы тоже, — ответил его бывший ученик.
— Помнишь, я много рассказывал вам о Конфуции, — сказал вдруг Абуладзе, — о древнекитайском мудреце?
— Помню, конечно. Не все притчи, но некоторые помню.
— А притчу о плате за зло помнишь?
— Нет. По-моему, вы ее мне не рассказывали.
— Правильно. Наверняка не рассказывал.
А сейчас расскажу. К Конфуцию пришли и сказали: «Учитель, чем платить за зло? Может, нужно платить добром, как и подобает хорошему человеку?» — Седой смотрел на него, не двигаясь. — «Нет, сказал Учитель, — продолжал Абуладзе, — нельзя платить добром за зло. Иначе чем вы будете платить за добро?» — Полковник помолчал немного и закончил: — Учитель сказал, что за добро нужно платить добром. А за зло нужно платить по справедливости.
— Забавно, — очень серьезно произнес Седой.
Абуладзе поднялся и пошел к стойке дежурного. Поднял трубку, вызвал генерала Лодынина.
— Товарищ генерал, — сказал он, — прошу под мою личную ответственность отменить все мероприятия. Зал заминирован. Любой вошедший сюда человек будет уничтожен.
— Понимаю, — сказал Лодынин, — постараюсь что-нибудь сделать.
Абуладзе положил трубку. К нему подошел Аркадий Александрович.
— Они все-таки нас не послушались? — спросил он с угрозой в голосе.
— При чем тут вы, — сделал вид, что нервничает, Абуладзе, — у них свои мероприятия по очистке аэропорта.